В 1930 году ещё не написан роковой «Горец», но страх уже витает и в Ленинграде и в душе Мандельштама. В этом момент и пишется стихотворение, сюжетную линию которого начинают строк:
Я вернулся в мой город, знакомый до слёз.
В этом году нищета ходила вокруг да около поэта, он находился в постоянном поиске заработка, печатали его редко и с жильём были проблемы. В поисках лучшей доли Мандельштам приезжает в Ленинград, где останавливается у брата, в доме №31, на 8-ой линии.
Свидание с городом было недолгим, но его хватило, чтобы воспоминания нахлынули волной и смешались с горьким чувством беспокойства за день завтрашний. Чёрное предчувствие поэт отражает строками:
Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей.
Мандельштам понимает, что наслаждаться надо каждой минутой воспоминаний, ибо не далёк день, когда и по нему зазвонит колокол. Вместе с тем, поэт не чувствует себя обречённым –
Петербург! Я ещё не хочу умирать!
Ещё есть надежда, что всё перемелется и жизнь наладится.
Поэт подмешивает в туман воспоминаний атрибуты нового дня – чёрную лестницу, вырванный звонок, который реально был возле двери в квартиру брата. Чёрная лестница символична, ей должно было найтись место, даже если бы Мандельштам остановится на пару дней в Питере во дворце. Чёрный цвет – цвет печали и страдания, а лестница хитрое инженерное сооружение, ведь по ней можно идти и вверх, и вниз.
Последние строки показывают напряжение 30-ых годов. Ночные гости в это время приходят только из НКВД, а стук дверной цепочки в 1930 году может легко перейти в громыхание кандалов.
На фоне трагизма автора строк, в стихотворение ощущается любовь к Петербургу. Ленинград Мандельштам не зря называет по-старому, так как именно Питер ассоциируется у него с радостью «детских припухших желез», первой любовью и незабываемым ароматом юности.
Это ещё не прощание с Ленинградом – это привет любимому городу, погружение в марево прошлого и тревожное ожидание будущего, которое уже крадётся волком за Осипом по городским мостовым.
Я вернулся в мой город, знакомый до слёз,
До прожилок, до детских припухлых желёз.
Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,
Узнавай же скорее декабрьский денёк,
Где к зловещему дёгтю подмешан желток.
Петербург! Я ещё не хочу умирать!
У тебя телефонов моих номера.
Петербург! У меня ещё есть адреса́,
По которым найду мертвецов голоса́.
Я на лестнице чёрной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,
И всю ночь напролёт жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.
декабрь 1930
Почувствовать трагизм стихотворения поможет чтение этих бессмертных строк Анатолием Белым.
Подробнее...