Презренье к человеку, к человечеству,
К себе, как к части целого, презрение имею,
Сколько чьих-то вложено мечтаний
В сырую массу, в мёртвую идею.
Вчерашний день – день траура и горя,
Когда немела музыка под слёзами младенца,
Сегодняшнего праздника светлее-
Закройте мне лицо холодным полотенцем.
Мой разум, сейчас, спокоен, безрассуден,
В безумную мечту поверить нет той силы,
А как хотелось бы во что-то верить,
Но не в верёвку и кусочек мыла.
Да, просто видно я боюсь поверить,
Боюсь, что утро слишком знает вечер,
Боюсь, что ты больная и волнуюсь,
И подставляю голову под ветер.
А ветер рвёт, взвивает волчью гриву,
Несёт её вы просторы чёрной выси,
Безумная мечта стучится у порога,
Но прочь гоню презреннейшие мысли.
О, как боюсь я верить человеку,
А жить, без этого, и трижды невозможней,
И два конца всю жизнь соединяя
Я прячусь – кто-то ходит по прихожей,
На кухню он проходит и садится,
Пьёт красное вино и смотрит в стену,
И капли падают на белую рубашку,
И голову склоняет он к колену.
Смотрю он плачет и чего-то просит,
Не веря в то, что кто-то бросит костью,
Мне страшно, чтобы это соизмерить
Я чуть дыша присаживаюсь к гостю,
Он наливает мне бокал бездонный,
И первый пьёт, чтоб не было там яда,
Хотел я снять, свою отдать рубашку,
Но доброта не требует награды.
Мы долго так сидели и молчали,
Нам было жаль ушедших безвозвратно,
К чему слова? Их много, слишком много,
Потом он встал, сказал: "Пора обратно".
До двери, молча, проводил его я,
Подал пальто и трость подал я тоже,
Сказал он мне: "Грусти, ведь грусть прекрасна,
А трость мне принесёшь немного позже".
Он дверь закрыл, я выбежал из дому,
По улице лишь ветер слепо мчался,
Кто это был? И кто меня услышал?
Что за вино? И с кем я причащался?
...Пустая улица, шальные злые лица,
Филе, говядина и суповые кости,
О, добрый сон, я дёрнулся...проснулся
В руках сжимая деревяшку трости...