Текст
Северозападный ветер его поднимает над
сизой, лиловой, пунцовой, алой
долиной Коннектикута. Он уже
не видит лакомый променад
курицы по двору обветшалой
фермы, суслика на меже.
Развернуть
На воздушном потоке распластанный, одинок,
все, что он видит — гряду покатых
холмов и серебро реки,
вьющейся точно живой клинок,
сталь в зазубринах перекатов,
схожие с бисером городки
Новой Англии. Упавшие до нуля
термометры — словно лары в нише;
стынут, обуздывая пожар
листьев, шпили церквей. Но для
ястреба, это не церкви. Выше
лучших помыслов прихожан,
он парит в голубом океане, сомкнувши клюв,
с прижатою к животу плюсною
— когти в кулак, точно пальцы рук —
чуя каждым пером поддув
снизу, сверкая в ответ глазною
ягодою, держа на Юг,
к Рио-Гранде, в дельту, в распаренную толпу
буков, прячущих в мощной пене
травы, чьи лезвия остры,
гнездо, разбитую скорлупу
в алую крапинку, запах, тени
брата или сестры.
Сердце, обросшее плотью, пухом, пером, крылом,
бьющееся с частотою дрожи,
точно ножницами сечет,
собственным движимое теплом,
осеннюю синеву, ее же
увеличивая за счет
еле видного глазу коричневого пятна,
точки, скользящей поверх вершины
ели; за счет пустоты в лице
ребенка, замершего у окна,
пары, вышедшей из машины,
женщины на крыльце.
Но восходящий поток его поднимает вверх
выше и выше. В подбрюшных перьях
щиплет холодом. Глядя вниз,
он видит, что горизонт померк,
он видит как бы тринадцать первых
штатов, он видит: из
труб поднимается дым. Но как раз число
труб подсказывает одинокой
птице, как поднялась она.
Эк куда меня занесло!
Он чувствует смешанную с тревогой
гордость. Перевернувшись на
крыло, он падает вниз. Но упругий слой
воздуха его возвращает в небо,
в бесцветную ледяную гладь.
В желтом зрачке возникает злой
блеск. То есть, помесь гнева
с ужасом. Он опять
низвергается. Но как стенка — мяч,
как падение грешника — снова в веру,
его выталкивает назад.
Его, который еще горяч!
В черт-те что. Все выше. В ионосферу.
В астрономически объективный ад
птиц, где отсутствует кислород,
где вместо проса — крупа далеких
звезд. Что для двуногих высь,
то для пернатых наоборот.
Не мозжечком, но в мешочках легких
он догадывается: не спастись.
И тогда он кричит. Из согнутого, как крюк,
клюва, похожий на визг эриний,
вырывается и летит вовне
механический, нестерпимый звук,
звук стали, впившейся в алюминий;
механический, ибо не
предназначенный ни для чьих ушей:
людских, срывающейся с березы
белки, тявкающей лисы,
маленьких полевых мышей;
так отливаться не могут слезы
никому. Только псы
задирают морды. Пронзительный, резкий крик
страшней, кошмарнее ре-диеза
алмаза, режущего стекло,
пересекает небо. И мир на миг
как бы вздрагивает от пореза.
Ибо там, наверху, тепло
обжигает пространство, как здесь, внизу,
обжигает черной оградой руку
без перчатки. Мы, восклицая «вон,
там!» видим вверху слезу
ястреба, плюс паутину, звуку
присущую, мелких волн,
разбегающихся по небосводу, где
нет эха, где пахнет апофеозом
звука, особенно в октябре.
И в кружеве этом, сродни звезде,
сверкая, скованная морозом,
инеем, в серебре,
опушившем перья, птица плывет в зенит,
в ультрамарин. Мы видим в бинокль отсюда
перл, сверкающую деталь.
Мы слышим: что-то вверху звенит,
как разбивающаяся посуда,
как фамильный хрусталь,
чьи осколки, однако, не ранят, но
тают в ладони. И на мгновенье
вновь различаешь кружки, глазки,
веер, радужное пятно,
многоточия, скобки, звенья,
колоски, волоски —
бывший привольный узор пера,
карту, ставшую горстью юрких
хлопьев, летящих на склон холма.
И, ловя их пальцами, детвора
выбегает на улицу в пестрых куртках
и кричит по-английски «Зима, зима!»
1975 год.
🍂 Стихотворение «Осенний крик ястреба» написано в 1975 году на третий год эмиграции и считается одним из самых значимых произведений Бродского, созданных вне Родины. В стихе чувствуется горечь разлуки со страной, но нет безысходности, просто автор сравнивает себя с птицей, которая взлетела слишком быстро и высоко и может от этого погибнуть.
Жизнь в эмиграции
✨ В США Бродский не сидит без дела – он выступает с лекциями, читает стихи на творческих встречах и востребован, чего не было в СССР на официальном уровне. Однако это не избавляет поэта от мысли о необходимости переосмысления творческого пути, все-таки Запад – это другой мир.
Иосиф Александрович хочет оставить внутри себя все лучше, нажитое до вынужденной (можно сказать, насильственной) эмиграции и приобрести что-то новое.
Не все просто и в личной жизни, в голове ещё живет Марина Басманова, которой посвящено много стихов, которая доводила Бродского до отсутствия желания жить, которая родила ему сына, но осталась в СССР.
Что говорит Бродский в стихе
👀 По сюжету стихотворения мы видим в небе над Коннектикутом ястреба, которого ветер уносит все выше и выше, он не в силах бороться с силой ветра и погибает в небесной выси от недостатка кислорода. Однако даже смерть птицы приносит кому-то радость, с неба на землю падают перья, похожие на хлопья, дети воспринимают их за снег и выбегают на улицу, исполненные счастья. Это если очень коротко.
И, ловя их пальцами, детвора
выбегает на улицу в пестрых куртках
и кричит по-английски «Зима, зима!»
☝ В анализе мы сразу перешли к финалу, чтобы показать суть произведения, в целом же оно насыщенно событиями и философскими размышлениями.
В полете ястреб не только борется с ветром, который желает унести его в небо, в вечное небытие, но и наблюдает мир снизу, с его страстями и суетой.
Почему Бродский рисует именно осеннего ястреба, почему его полет в небо совершен именно в эту пору года? Ответ прост – осень время сбора урожая и подведения итогов, Бродскому ещё предстоит долгий жизненный путь (умрет поэт в 1996 году), но самое время подвести итог важного отрезка жизни – позади юность, и становление, как поэта, в СССР + прошло 3 года с начала эмиграции.
Сердце, обросшее плотью, пухом, пером, крылом,
бьющееся с частотою дрожи.
💖 Сейчас сердце Бродского – это не только часть тела или кусок мяса, но и перья души, которые пухом согревают утробу, защищая плоть от холода.
В какой-то момент ястреб понимает, что восходящий поток воздуха сильнее его крыльев, он уносит его вверх и от этого нет спасения. Тут и рождается крик, вынесенный автором в заголовок стихотворения.
И тогда он кричит. Из согнутого, как крюк,
клюва, похожий на визг эриний.
😢 Этот страшный крик проносится над землей, как набат, псы задирают морды и воют и мир на мгновение замирает, как от пореза – кожа небосвода порезана и оттуда вместе с криком проникает боль уходящего от земли.
В чем-то стих пересекается с мифом про Икара, но там герой погибает от приближения к солнцу (расплавился воск, скрепляющий крылья), а тут гибнет от отдаленности от земли.
Анализ строф кратко
📝 Стихотворение написано в жанре философской лирики, в стихотворном размере тактовик и имеет сложную смешанную рифмовку (над – алой – уже – променад – обветшалой – меже).
Место лирического героя занимает сам автор (рассказчик), композиция развивается последовательно – от взлета в небесную высь ястреба под порывами северо-западного ветра, до его гибели от недостатка жизни в вышине и осыпания земли своими перьями-хлопьями.
Средства художественной выразительности:
- Эпитеты («распаренная толпа», «привольный узор», «пунцовая (сизая, лиловая, алая) долина», «разбитая скорлупа», «алая крапинка» и т д.).
- Сравнения («сродни звезде», «точно ножницами», «как стенка — мяч», «как падение грешника»).
✨ Также несколько раз Бродский прописывает инверсии, что помогает ему с непростой рифмовкой.